​Без всякой причины вспомнилась история барона Ларса Вальдорфа.
В какой-то момент ему стало тесно на родной берлинщине, и он переехал в Улюлюйск. Правда, острые языки говорят, что не переехал, а сбежал. И не в поисках применения своих талантов, а от великого мастерства жулить в карты и египетское домино.

Но в Улюлюйске барон быстро занял место в землемерном управлении и проявил себя как ответственный и серьёзный специалист. Правда, некоторые его приятели из бильярдного клуба скоро немного расширили свои владения, но кто мы такие, чтобы в чужие геодезические карты смотреть.

Барону надо было много ездить по краю. И вот в одном гостеприимном доме с Вальдорфом случился нервный срыв (опять же, говорят, что был срыв канделябром по голове). Барон выбежал из усадьбы и переночевал под кустом раскидистой клюквы, где ему пришла идея огромного передвижного дома. В нём должны были быть: кабинет, приёмная, спальня, кухня со столовой, комната для прислуги, уборная и комнатушка для хранения инструментов и чертежей.

Когда Ларс вернулся в Улюлюйск, он надолго забросил развлечения (но не службу), и где-то года через полтора была готова титанических размеров кибитка (для барона) и ещё одна поменьше, с кухней и прислугой. Соединялись они небольшим мостком на шарнирах. Но тут встала другая проблема: легендарная улюлюйская камазовая не могла тянуть эту конструкцию. Даже две.

Тогда барон увлёкся выведением новой особо сильной породы, на что потратил лет 15 или больше. Этот период в кругах улюлюйских картёжников и доминошников негласно прозвали «безбароновщина».

Может, прозвучит удивительно, но Вальдорф смог. Лошадки вышли знатными: полторы косых сажени в холке, грива такая, что хоть вместо рояльных струн натягивай. Ну и четверка таких запросто тянула баронский экипаж даже по осенней распутице. Но это только в планах. К моменту, когда процесс был закончен, барона отправили на почётную пенсию, а потом и вовсе попросили покинуть город, вспомнив старые дела за ломберным столом.

Так что конец жизни барон встретил в своём детище. Кухарка потом рассказывала, что Вальдорф пытался оседлать одного из своих коней, но старая травма от канделябра дала о себе знать, так что барон потерял равновесие и упал. А название новой породе так и не успел дать.

Пусть все ваши планы осуществятся лучше, чем у Вальдорфа, улюлюйцы.

​Сколько изобретателей погубили их творения? Не так много, как может показаться. Но только в Улюлюйске изобретение смогло отправить своего творца на каторгу.

Механик металлургического завода Ивашов однажды крепко поссорился с соседом по лестничной клетке. Сосед регулярно подпирал дверь Ивашова коляской, санками и пустыми бутылками, дико шумел и оскорбительно погладывал, когда выдавалась такая возможность.

Ивашов жаловался полицейскому уряднику, но тот был с соседом в дружеских отношениях, потому и сам был не прочь поставить к ивашевской двери пару тройку штофов «шустовского». Но однажды соседа отправили налаживать электричество на Улюлюйский Кавказ, и потому Ивашов вздохнул спокойно.

Правда выяснилось, что свободное время теперь некуда девать. Раньше можно было придумывать планы мести и строчить кляузы… Потому в уединении стали Ивашова мучить мысли. И потому одним вечером ему пришла в голову идея судилищного автоматона, который бы выносил приговоры без эмоций и дружеских отношений.

Схема была проста. Ивашов взял тогдашний уголовный кодекс, и для каждой статьи завёл карточку с дыркой в определенном месте. То есть придумал перфокарту. А потом соорудил машину, которая по сочетанию отверстий в карточках выносила решение. Как тебе такое, Чарльз Бэббидж? Твоя-то машина только считать умела, а наша судьбы вершила!
Ну а сам автоматон был похож на большой шкаф с двумя окошками: сверху загружались обвинения, а снизу выпадали заранее заготовленные решения судьи.

Для демонстрации перед широкой публикой Ивашов собрал все прегрешения, которые против него творил сосед. Машина проглотила карточки и скоро выдала решение: ссылка на три года в отдалённые болотные места и запрет на въезд в столицу ещё на пять лет после окончания срока. Публика уважительно затихла.

Но тут из толпы вылез полицейский урядник и стукнул по автоматону нагайкой. Урядник заметил, что Ивашов на себя взял роль судьи, хоть его никто не назначал и не выбирал. А стало быть он самозванец и выдаёт себя за лицо государственное. Тут и без машины понятно, что крамола с изменой редко заканчиваются прощением. Да прямо скажем — никогда.
На всякий случай Ивашова отправили на Улюлюйский Кавказ собирать алычу и прочие тархуны и на три года запретили любые переписки со столицей. Там следы Ивашова и теряются.

А вот автоматон ещё хорошо послужил. Им тайком пользовались, когда судьям надо было срочно отправляться на масленичные гулянья или ещё на какое важное мероприятие.

Тут один выдуманный читатель спросил: «А каковы гербовые цвета Улюлюйска?» Читатель выдуманный, а ответ будет настоящим.

Дело в том, что геральдические нормы оказались не совсем применимы к нашему краю. Начать надо с того, что гуся рисовали на щитах всем, что попадалось под руку: углем и мелом, вишневым соком и прочими красками, которые сложно отмыть. Гуси получались разными, но никого это не беспокоило, потому что Символ важнее Эмблемы.

К тому же, когда на Улюлюйск стали приходить псы-рыцари и прочие закованные в доспехи недруги, их веселые картинки воспринимались враждебно. А когда у одного такого рыцаря нашли в обозе геральдический справочник, то и вовсе взбеленились.

Всё-таки герб — не простое украшение. Он многое говорит о человеке и его делах. Но в тогдашнем Улюлюйске слава и сарафанное радио были куда важней, чем какие-то зафиксированные данные. Вот сегодня ты славный воин, а завтра ещё более славный. Это ж комиссию собирать, герб переделывать. Зачем? Если и надо что записать, то вот есть веснописец под боком. И если повезет, он даже ещё не добрался до жбана с медовухой.

Вот и не прижилась у нас геральдика. Потом, уже при Губернаторах, конечно, гербы разрешили пришлым дворянам, но собственных правил, как изображать Гуся, так и не появилось. За ненадобностью.

Сейчас, конечно, есть нормы и брендбук, но они больше для дизайнеров: Гуся можно рисовать чёрным по белому или белым по чёрному. Но можно и зеленым по-оранжевому, никто не запретит, но смотреть на это будет неприятно некоторым.

Сегодня герб есть, завтра нет. А Гусь — навсегда.

Поскольку среда — это маленькая пятница, расскажу одну историю озорную из разряда 18+.

Ещё при князьях-губернаторах в Улюлюйске была слободка, которая рисовала всякие картинки лубочные. Они рассказывали о богатыре Верзиле и его конях, подвигах Князя (разумеется) и шутили над конунгами-королями инокрайними.

Однако была потаённая изба, которую прозвали «сахарный терем», потому как лубки там рисовали специфические. Про отношения бояр и боярынь, так сказать. Помимо диких сюжетов, те лубки отличались невиданной прорисовкой и детальностью. Считается, что Возрождение не пришло в Немытую, если бы туда не попали улюлюйские лубки характерного содержания. Такая вот культурная экспансия с правильной перспективой и пропорциями тела.

И однажды «сахарный терем» получил редкий заказ от одного пекинского посла. Тот рассказал, что один из древних императоров оставил под землей огромную армию из глины. И он, посол, раздобыл у одного алхимика заклинание, которое этих болванов сможет оживить. Дальше дело техники: воины оживут, свергнут текущего императора, и посол сам возглавит пекинщину. Но потом он хочет, чтобы эти болваны отправились по миру и наделали пекинчят.

Вот только незадача: воины те из глины, и нет у них того самого, которое это. А вы мастера славные, всё у вас красиво и ладно получается. Сделайте мне 1000 срамных тех самых.

Улюлюйцы крепко задумались и согласились за хорошую предоплату. И, как пишут мои предшественники, за две полных луны управились, так что посол с радостью отправился нарушать тысячелетний порядок и творить колдовство.

Вот только пекинские записи молчат о перевороте, новом императоре и шествии глиняных болванов по свету. Зато веснописи отмечают, что через год после событий стали появляться по всему миру детишки, все как один похожие на улюлюйцев из «сахарного терема». Поздние исследователи даже назвали его «потерянное колено улюлюево», но я считаю это поэтическим оборотом.

Так что, когда вам говорят, что улюлюйцы везде, это правда. Просто некоторые из них очень древние и даже никогда в Улюлюйске не были, хоть его дух и губернаторопочитание хранят и несут сквозь поколения.

Картинки, по понятным причинам, не будет.

​Пока ходил по делам, встретил знакомого, который в суде бумаги перекладывал и аудиопротоколирование включал. Приятель мой грузил вещи в машину и был в отличном настроении, будто либерал, который выиграл «браун-карту» в Ербохомохоль.

Некий гражданин Ч. не платил несколько лет за коммуналку. Правда, и расходы у него были почти нулевые. Но когда в соответствующей конторе чухнулись, решили долги изъять по суду.

Началось скучное заседание. И вот когда уже судья готова была вынести решение, дверь резко открылась и на пороге появился не самый выбритый человек с деревянной пяткой и волнистым попугайчиком на плече. Попугайчик сидел в клетке. Посетитель рыкнул и бросил на стол перед представителем конторы пачку счетов, несколько золотых сережек и монет.

— Только старый морской обычай может судить меня, — сказал Ч. — А вам, крысам сухопутным, меня не достать.

Потом Ч. посмотрел на приятеля и гаркнул: «А ты чего расселся? Пойдём со мной юнгой бороздить и грабить!». Грабить приятелю не хотелось, но он вспомнил, что ни разу не заплатил за игры и фильмы в интернете, поэтому решил, что его долг перед преступной деятельностью закрыт.

И теперь приятель мой собрал вещи и решил отправиться вместе с Ч. бороздить. Кстати, оказалось, что пятку пират потерял, когда уронил на неё трофейный бак с квашеной капустой. А попугайчик у него маленький, потому что он капитан третьего ранга, а вот у адмиралов уже ара сидит.

Что тут ещё сказать? Семь футов под килем на этих выходных вам, улюлюйцы.

Немного припозднился с важным предупреждением насчет пикников, но будут повод пересмотреть в следующую пятницу.

​Мистическое в Улюлюйске всегда старались объяснить или взять под своё руководство.

Вот однажды в паре сотен километров от столицы, прямо посреди благоухающего луга, археологи в ходе разведки обнаружили металлический гараж. Ну просто представьте себе, что вы идете, словно Будулай, вдыхаете полынь и Геерию Медоносную, а тут гараж. Археологи тоже озадачились, но вскрывать не стали.

На следующий год они вернулись на место и обнаружили второй гараж. Но уже кирпичный. Судя по окружению, гараж появился недавно, а петли были щедро смазаны машинным маслом.

Обратились в сельсовет, но там про гаражи ничего не могли сказать, а только развели руками и предложили побыстрей убираться отсюда, поскольку «много вас тут умников ходит».

На третий год археологи решили опять навестить таинственное гаражное месторождение. И то, что они увидели, могло бы сойти за сон разума. Но картину на лугу видело больше одного человека.

Гаражей уже было четыре, и они стояли воротами друг к другу. Вокруг них бегал какой-то мужичок в треухе и фуфайке. Периодически он делал колесо, а из земли выпрыгивали кроты. Доносилось довольное уханье. Археологи решили подойти ближе, но мужичок их заметил, вытащил откуда-то топор и с понятными намерениями устремился навстречу городским.

После такой выходки учёные обратились к участковому. Тот выехал вместе с ними на луг. Но во время осмотра гаражей усиленно делал вид, что ничего тут нет, кроме жирных и сочных трав, которым позавидуют многие хозяйства Улюлюйска и даже штата Айова. Археологи решили не испытывать судьбу и поскорей уехали в город.

Через месяц они вернулись с кинокамерами и обнаружили, что посреди поля никаких гаражей нет. Никто не ходит колесом, и кроты спокойно ведут свою подземную деятельность. Даже трава на месте гаражей росла, как и полагается: ничего не было примято или испачкано маслом.

Сильно озадаченные археологи уехали копать в другие места. А вот если бы поговорили с местными, то знали бы, что в последние годы в этих местах было много странных небесных явлений, а коровы вместо молока доились чистейшим лимонадом «Тархун». Знаю я это потому, что в тех местах на свадьбе сокурсника был. И на всякий случай дальше замолчу.

​Про город Водохлёбск сейчас мало кто знает. Его давно поглотил Улюлюйск и сделал руины одним из спальных районов. Но ещё в начале 20 века там творилось подлинное безумие творчества, горения душ.

Не секрет, что в каждой стране есть журналисты и артисты, которые идут поперек общественным нормам. Кроме Улюлюйска, разумеется. У нас журналисты спорили только о том, сколько заглавных должно быть в слове «губернатор» — одна или все.

А вот в иных краях от таких буйных журналистов и артистов избавлялись по-спартански, сбрасывая их куда-нибудь подальше. А точнее, в Водохлёбск.

Город уже тогда начинал хиреть, но с появлением многоязычной толпы местные уезжать перестали, потому что всю эту интеллигенцию надо было кормить, поить и лечить после первых двух действий.

У журналистов была типография. Они выпускали многочисленные журналы и газеты, в которых описывали правильный политический строй и восхищались новым икусством. Был и свой театр, где ставили откровенно либеральные, а порой и революционные пьесы и вечно готовились к гастролям в Улюлюйск.

И многие отправляли свои творения в центр, но… Их никто никогда не видел, кроме ведомства капитан-урядника. По кустам вокруг Водохлёбска сидели их люди, которые все газеты-журналы-пьесы изымали. А если кто-то хотел проехать в Улюлюйск, то его паспорт признавали просроченным. Контора же, которая их выписывала, была периодически закрыта.

И обитатели Водохлёбска готовы уже были что-то заподозрить, но случился 1914 год. Державы перестали платить Улюлюйску за содержание всех этих иждивенцев. Да и Губернатор решил, что такой рассадник мысли опасен, ибо если есть беспроводной телеграф, то и с идеями может случиться нечто подобное.

Так что по официальным данным в Водохлёбске случилась чума. А по сохранившимся слухам, несколько эшелонов столыпинских вагонов, которые двинулись в сторону Зурбагана.

На этом история Водохлёбска завершилась окончательно. Остатки местных жителей стали улюлюйцами в первом поколении и поселились на отшибе. Правда скоро их слободка получила название Вавилонской, потому как жители умело вворачивали в улюлюйский французские, английские, а порой даже испанские словечки.

​Вот история из жизни, в которой я ещё не был венописцем, но простым улюлюйским подростком. Про Последний звонок.

Так вышло, что я две школы закончил: девятилетку и потом лицей, название которого уже не имеет смысла приводить. Тот лицей закрыли через несколько лет после того, как я его окончил, а потом и вовсе снесли. Но вот фото школы из истории прикрепляю.

Итак, 1 сентября я в 9 классе. Мне доверили ответственное дело: пронести первоклашку с колокольчиком на торжественной линейке. Будучи слабосильным, я всё-таки успешно справился с задачей и не посрамил имя своего 9Б (хоть всем было и безразлично).

Май. Уже Последний звонок. Мне опять поручают первоклассницу, причём ту же самую. Но кто же мог знать! Разум мой тогда был наполнен гормоном и поступлением в лицей, потому я и не прикинул тот простой факт, что дети могут расти. И за учебный год хрупкая первоклашка стала матёрой второклашкой. Матёрость измерялась вполне ощутимыми килограммами. И ещё колокольчик этот.

Я подошёл. Приподнял и внутренне крякнул. Видимо, в тот момент и проявился мой внутренний дед. Я напряг все силы, поднял её на плечо и пошёл. И если в сентябре я гордился этой проходкой, то в мае думал только о том, чтобы не уронить её. И вы не представляете, как же громко в этот момент звонит колокольчик. Он бьёт сразу в голову, но зато не даёт дурным мыслям в неё проникнуть.

Я сделал квадрат почета, поставил девочку на место и пошел отдышаться. Девочка сияла и не горела особым желанием отдавать колокольчик.

Вот такой урок стратегического планирования в постоянно изменяющейся среде я получил. Потом он мне сильно пригодился при подготовке веснописей.

Предсказуемых вам выходных, улюлюйцы.

​Однажды в Улюлюйске запретили цвет. Фиолетовый.

Случилось это на рубеже 19 и 20 веков, когда спиритизм и доски Уиджи захватили умы обывателей. Не было ни одного разговора за обедом без обсуждения сеансов и откровений Пушкина. Гимназисты пытались вызвать Платона, чтобы тот помог им с греческим и литературой. Ну а некоторые офицеры пытались вызвать Наполеона и поучиться у него тактике. А один газетный мыслитель предложил даже назначить уполномоченного посла для общения с загробным миром и обменом с ним депешами.

Но в какой-то момент тогдашний Губернатор Василевский решил положить конец увлечению. Его позвали на один такой сеанс к жене французского подданного госпоже Дежа. И Василевскому явился дух Губернатора Иловайского.

Василевский не очень поверил в происходящее, но как человек государственного ума сделал выводы. Вот есть живой Губернатор. А есть почивший. Есть медиум, который может их связать. Стало быть в какой-то момент Губернатор оттуда сможет потянуть за ниточки и текущего Губернатора снять. А может какой чиновник вступит в сговор с загробным коллегой и на том свете отстроит себе особнячок, для чего станет оголтело воровать и мздоимствовать.

Потому Василевский распорядился собрать все доски и пустить на растопочные лучины. И попутно запретил использовать фиолетовый в одежде и украшениях. Связано это было с тем, что гостиная семьи Дежа была такого оттенка, и Губернатор был на них очень зол за то, что показали ему такие страшные варианты нарушения порядков.

Запрет, разумеется, продержался до известных лет, но породил удивительную моду. Сразу после распоряжения в моду вошло фиолетовое исподнее. Им семья Дежа исправно снабжала страждущих, закупая разное прямиком в Париже. Продавали, разумеется, по спекулятивным ценам, что потом позволило им купить домик под Марселем и счастливо дожить до старости.

В материнском канале мне сегодня попеняли, мол Нектор обленился.

Не обленился, а соблюдает баланс дела и потехи. Потому что Нектор помнит историю своего коллеги Феодора, который так увлекся делами, что растворился в них почти без остатка.

А всё началось с того, что году в 75-м на границе с Пекинщиной решили построить новый пограничный пункт. Но вести туда кирпич с раствором посчитали дорогим удовольствием и решили возвести острог. Благо кругом много бесплатного леса, а руки у некоторых мастеров ещё помнили, как без единого гвоздя сотворить хоромы.

Феодор, когда узнал об этом, напросился в экспедицию. Он решил зафиксировать все шаги и взмахи бензопилой, чтобы задним числом вписать в веснописи как строили крепости при Князьях-Губернаторах. Сейчас бы это назвали «исторической реконструкцией».

Веснописца отпустили, и он, собрав большой брезентовый рюкзак, присоединился к строительной бригаде. А когда началась стройка, подробно фиксировал всё в дневнике, который назвал «Бортневый журнал».

Я его читал, и краткая хронология событий такова. Феодор с радостью влился в заготовку леса и подробно описал, как выбирают деревья, вырезают пазы и складывают друг на друга. Оставил рецепт специальной смолы и методики забивания щелей мхом.

Но ко второму месяцу записей становилось меньше, и сами они становились короче. От восхищения стройкой Феодор перешел к жалобам на строителей, тяжесть брёвен и гнилую тушёнку. Уехать со стройки, конечно, было можно, но от неё медведей хотя бы солдаты отгоняли. Затем записи обрываются на 16 дней и Феодор пишет о себе уже в третьем лице, да ещё с эпитетом «многознайный». Возможно, он возглавил местных медведей, когда солдаты не справились. Сами записи же стали похожи на лозунги: «Еш! Молебствуй! Любодействуй!»

Когда стройка закончилась и работники разъехались по домам, Феодора среди них не было. Свидетели утверждали, что в какой-то момент веснописец променял джинсы на самодельную брезентовую хламиду и поселился в одной из дозорных башен. Солдаты его не трогали, потому что приходили за великой мудростью и украшениями дембельских альбомов каллиграфическими надписями.

Но вот что совсем удивительно. По некоторым слухам ту заставу снесли, а всех, кто служил распределили по санаториям закрытого типа. там они постоянно говорили о скором приходе Звёздного Губернатора, который придёт с золотым Гусем и напишет некий Новый Устав Жизни.

Феодора же не нашли. А последними словами в его дневнике были «Так проходит слава, но приходит величие».

​Однажды англичанка решила проникнуть в семьи уважаемых семей улюлюйцев. Разумеется, чтобы попробовать разрушить прочнейшие семейные узы и заменить их поводком привязанностей.

Где в 1897 году в Улюлюйск прибыл некий Ллойд Джордж, сквайр (по его словам) и просто безобразно богатый торговец каучуком. Он открыл у нас лавку по продаже различных упругих изделий и пытался ввести моду на портвейн. Изделия у него покупали, а вот портвейн как-то не особо зашёл нашей публике, которая всегда исповедовала ЗОЖ.

Но было у Ллойда ещё одно дело, которое приносило хороший доход. Он открыл клуб «Филин» для наиболее интеллектуальных представителей Улюлюйска. То была тонкая игра слов, ведь в переводе с лондонского feeling означало «чувство» или даже «чувствование». Считалось, что интеллектуалы будут встречаться, обсуждать за сигарой умное, а там, может заказывать и другие услуги, что тревожат сердце и похотливую жижу.

И тут Ллойд просчитался. Профессора и преподаватели гимназий выбирали бани с вениками и квасом. Купцы сидели в соседних отделениях. Литераторы и журналисты старались не покидать ресторан «Гусиный яр», где к их запаху привыкли. Последними интеллектуалами оставались студенты УГУ, но денег на «Филина» у них не было. На бани и «Гусиный яр» тоже.

Однако капитан-урядник тогдашний был непрост. Он взял с собой известного поэта Тирского и решил посетить «Филина». И когда им принесли меню, обоих охватил ужас. Тут тебе не только каплуны с морошкой, но и французские цыгане с песнями, корейская капустная церемония, музыкальная битва гетер с гейшами. Иными словами полный мультикультурализм с элементами космополитизма и невыносимых разнузданных удовольствий.

С одной стороны это всё было и в Улюлюйске. Но вот у Ллойда нигде не висело ни одного портрета Губернатора. А стало быть это была не дружба народов и проникновение историй, а обыкновенная похабная оргия зрелищ с крепленым вином.

«Филина» на всякий случай закрыли предписанием, а Ллойда попросили отправиться куда подальше, пока просят по-хорошему. Так, на время каучуковая торговля в Улюлюйске прекратилась, что, к радости, многих затормозило развитие велосипедизма. А здание «Филина» скоро заняли декаденты и открыли там кафе «Лавандовый сыч».

Следы самого Ллойда не теряются, просто никому не интересны. И поделом.

ОзОрных вам выходных, улюлюйцы.

​Внеурочный и внечасный #codexbestiarium. Карась-прокурор.

О нём никто никогда и никто не слышал до 1921 года. Да и кто вообще будет слышать карася, рыбу мелкую и ничего не значащую. Но вот для Улюлюйки он оказался слишком важным персонажем.

Первую встречу с карасём-прокурором описал изобретатель Должанский. Он много думал над водолазными костюмами, в которых было бы удобно работать под водой, и регулярно испытывал собственные творения. Во время одного подобного теста Должанский заметил, как стайки рыб зависли вокруг карася. Тот широко открывал рот, рыбы внимали и периодически дрожали. Поодаль была видна щука, перевязанная водорослями.

Рассказ Должанского сочли байкой на фоне кислородного голодания. Но спустя несколько недель рабочие, которые осматривали опоры моста, обнаружили аналогичную картину. Они потом обратились к рыбакам, и те сообщили, что щука и сом куда-то ушли, а карп так вообще демонстративно выпрыгивает из воды и уходит дальше по своим делам.

Третье сообщение было уже от учёных, которые пытались понять, куда ушли щука и сом и отчего так радостен карп. В особом колоколе с окошками они опустились на дно Улюлюйки. И тоже увидели, как некий карась беззвучно разоряется перед рыбной толпой.

Несмотря на абсурдность отчёта учёных, следовало, что под водой образовалась своеобразная судебная система, которая лишает улюлюйцев ценного рыбьего жира и других полезных веществ. Однако времена ещё были особые, потому решили опустить на дно настоящего прокурора. Его снабдили длинной трубкой для дыхания, страховочным фалом и опустили на дно реки.

Что происходило потом уже не представить, ведь разговор был конфиденциальным. Мы можем только предположить, что сухопутный прокурор нашёл своего коллегу и немыми открытиями рта смог о чём-то договориться.

И буквально на второй день после беседы пошли щука с сомами, а вот ерши и прочие подлещики с жерехами, умело обходили сети рыбаков. И так продолжалось где-то года до 1939. Тогда на дно опять опустили прокурора. Действие повторяли в 1949 и 1956 годах. Потом решили разводить рыбу в отдельных заводях и больше к карасю-прокурору никто не приходил на поклон.

Правда, некоторые любители подводной охоты и после сообщали о необычном поведении улюлюйской рыбы. Но откуда им знать, любителям, что это было совершенно верное копирование наземных практик. Как говорили древние, «что наверху, то и внизу».

​Прислали мне тут фотокарточку, мол, подивись, Нектор, какая дичь с юмореской. Но я этих ребят знаю, они на пару курсов младше меня учились.

Это альтернативные реконструкторы, которых иногда ещё называют «хроноложцы». Но восстанавливают они не время, которое было, а которое могло бы случиться, если бы развилка истории пошла иначе.

В некоторой степени именно эти ребята куда больше соответствуют улюлюйской концепции истории. А что это за концепция? Позволю длинную цитату из собственной же книжки.

×××

Когда улюлюйцы изобрели буквы, они стали записывать важные дела и новости на бересту и хранить её в большой яме. Чтобы мышь не погрызла бесценные амбарные записи, яму обмазывали глиной и разводили в ней костёр.
Бересту сменил папирус из рогоза, потом пергамен, а затем и бумага. Записи по традиции хранили в яме. Мыши попасть туда не могли, а вот вешние воды от растаявшего снега проникали только так.

В итоге записи приходилось регулярно приводить в порядок. На то были отдельно выделенные люди, которых и прозвали веснописцами, поскольку именно весной начиналось восстановление записей. Этот процесс ещё именовали «переписывать историю».

Оттого хроники прошлого полны лакун, противоречий и странных совпадений. Так, есть рассказ о том, как улюлюйцы отбились от войск Юлия Цезаря с помощью паровоза, который пугал его слонов.

Какое-то время подобные записи никого не смущали, но с проникновением научного подхода, а веснопись — это строгая наука, между прочим, — кто-то задумался.

Так мой предшественник обратился с высочайшей запиской к Начальству, где и рассказал, что наша история полна странных событий, нестыковок и откровенной белиберды.

Начальство записку прочитало и крепко задумалось. А потом вышло с мудрым решением: история — это вам не лента, а огромное количество событий, которые произошли и могли бы произойти. И превосходство нашей исторической школы в том, что оба нарратива у нас сливаются в один. Так что более полной и правдивой хроники событий нет и быть не может.

Ещё Начальство посетовало, что не может выпороть веснописца, поскольку времена уже были не те. Всё-таки железная дорога появилась, телеграф и прочие атрибуты будущего.

Сегодня солнце русской поэзии отмечает своё 225-летие. Пройдут парады, принесут дети к подножию памятника цветы и стихи, зазвучат из громкоговорителей избранные строки.

А вот ведомство Нектарины (а работает она в Улсловнадзоре) относится к этому празднику весьма двояко. Потому как герой торжества — персона нон грата.

Дело в том, что Пушкин очень любил сходить на дуэль. Бывало, принесет ему няня ковригу ржаного пахучего хлеба или калач. Александр нос воротит и говорит: мол, не надо мне хлеба, дайте только честь свою отстоять.

Потому в имении Пушкиных не было крапивы, да и вообще высокой травы. Она будущего поэта сильно обижала. Неизвестно, держали они гусей, а то бы и им досталось.

Ещё Александр Сергеевич был известным охмурителем и любителем взять в долг. Впрочем, последнее было нормой для тогдашнего дворянства, не то что сейчас.

И вот прислал Александр Сергеевич запрос в Губернаторскую канцелярию. Писал, что хочет приехать и собрать местные сказки. А слава-то впереди него шла. Начальство посовещалось и решило, что разводить дуэли тут нам не надо. А уж жён улюлюйских портить — так тем более. И запретило Пушкину въезд на 50 лет.

Долго можно спорить, было это мудростью или ошибкой. Кто знает, что написал бы о нашем крае прославленный поэт? С другой стороны, кто знает, как этот щелкопёр ославил бы наш Край?

Рекомендаций по празднику дать не могу, но, если очень хочется, то немножко можно.

​Не веснопись, но быль, которая произошла этим утром. Если коротко: на меня напала сойка-пересмешница.

Около восьми утра я вышел на работу в архив и у подъезда встретил невиданное: двух птенцов размером с большой грейпфрут. Один сидел на асфальте, а другой ковылял и периодически подлетал в сторону забора напротив.

Природная пытливость заставила меня достать телефон и узнать, что за невиданное пернатое посетило меня этим утром. И тут я услышал отвратительный, проникающий в самую душу крик «дчээ-дчээ». Будто со скрипом открывалась дверь в кабак, где уже заседали Фредди Крюгер и робо-заяц из «Ну, погоди».

Размером птица была с пса войны. Моё желание прикоснуться к миру орнитологии она восприняла как агрессию (я её понимаю и не осуждаю). Расправив узорные черно-голубые крылья размахом в метр, птица налетела на меня и пыталась сбить с ног потоком воздуха.

Потом она поняла, что Нектор ваш немного (много) располнел за зиму, и так просто его не сбить. Потому подлетела вверх и попыталась спикировать на меня и тюкнуть клювом. Вторая кричала с ветки «дчээ-дчээ». Я закрылся руками и стал отходить в сторону. Но птица закладывала новые виражи и атаковала вновь. В какой-то момент я видел её глаза, налитые чистой злостью. Тёмные, как материя во тьме космоса. Тёмные настолько, что даже свет не может выйти за пределы их склер этих глаз.

Слава Губернатору, успел боком уйти подальше и с позором, но живой всё-таки ушёл от этого жуткого и пробирающего «дчээ-дчээ».

Считаю, что это было покушение со стороны «Курва Бобра», потому что соек в моём районе никогда не было. Я всех птиц там в лицо знаю. Ну или в клюв.

Еще одна строка в истории улюлюйского флота. Прямое (почти) включение.

Первый Губернатор дал улюлюйцам три величайших дара: прямохождение, Начальство и Летучий нужник.

С прямохождением всё понятно. Идёт улюлюец гордо по своей земле (или по чужой), но как завидит красную шапку Начальства, так сразу поклон кладёт. А если бы на четырёх точках бегал, то кланяться бы не смог! Вот как!

И если первыми двумя дарами мы пользуемся постоянно, то с Летучим нужником история просится в #codexbestiarium.

Дело в том, что Первый Губернатор прекрасно знал все прошлые и будущие нужды своего народа. Прямохождение нужно было не только, чтобы кланяться, но и плоды собирать. Начальство — для того, чтобы знать, когда и какие яблоки собирать в плетеные корзины. Но были и нужды телесные.

А что делать, если нужда есть, но негде? Тогда, если ты чист душой, а помыслами направлен в указанную Начальством сторону, то и появится Летучий нужник.

С самим явлением улюлюйцы сталкивались нередко. И если коня Конебунда всякий видел по-разному, то с нужником консенсуса было побольше. Исследователи всяческой аномальщины отмечают, что третий дар Первого Губернатора принимает наиболее подходящую для пространства форму.

В поле это может быть внезапная заросль кустов. В лесу — небольшая синяя деревянная будка. В городе — удобное скопление гаражей. Вдоль трассы — пустая заправка. В поезде неожиданно кончается санитарная зона. А главное, что, как только ты отойдешь подальше и обернешься, ничего уже не увидишь.

А ещё говорят, что Летучий нужник может даже внутри зданий появляться. Но с этой эманацией нечасто встречались, потому в статистику пока не попали.

Воистину видел Первый Губернатор не только в будущее, но и в самое нутро. Правда, некоторые говорят и о четвертом даре, но он пока себя никак не проявил. А Летучий нужник очень даже. Он дан нам в ощущениях свободы, как говорили древние.

В 10 километрах от Улюлюйска есть небольшой остров, у которого имён так много, что считай его безымянным.

На портуланах, которые составляли заезжие купцы, Улюлюйка считалась рекой, которая питает Чёрное и Каспийские моря своими могучими водами. И этот остров там тоже есть, назывался он «Податель слёз», потому как там стояла таможенная застава и тщательно проверяла инокрайние суда.

В петровские времена остров получил странноватое название Покой. По легенде, там закопали колокола, которые планировалось переплавить в пушки. Как улюлюйцы отчитались сданным металлом, легенда не рассказывает.

Проходил через наш край и Емельян Пугачёв. Местное население его выпады не поддержало, но и трогать не решилось. А потому он посидел какое-то время на острове и уплыл куда подальше, оставив после себя топоним Ушкуйный плац.

Наполеон прошёл мимо Улюлюйска. Но вот один из его отрядов на остров как-то попал, где и остался в состоянии дезертирства. Разумеется, после этого остров прозвали Париж.

Когда началась Первая мировая, острову решили дать название в честь союзников. Так появился абсурдный Архипелаг Антанты. Почему архипелаг, если остров один? Возможно, потому что он символизировал единение союзников. Сейчас только спиритическим сеансом можно найти ответ.

Наконец, при Советской власти остров получил конечное название Дозорный, да так на некоторых картах и стал помечаться. А на некоторых — нет. Потому что народных названий было с избытком: Рыбов, Похотный, Пятак, Хой, Иночкин.

Но чтобы совсем не запутаться, часто говорят просто — Остров. А поскольку он один в тех местах, то уточнять что-то больше и не нужно. Почему такое решение не пришло в голову нашим предкам? Возможно, потому что они любили раскрыть жизнь необычайным, словно чесночный хлеб. И получали особое удовольствие от попыток понять собеседника. Ладно хоть Атлантидой не называли.

Ясных вам выходных, улюлюйцы.